Среди мифов и рифов - Страница 51

После полудня туман прочистился, и они увидели всего верстах в двух перед собою крутой каменный мыс. Сей грозный сосед понуждал их скорее от него удалиться. Но прямо в буруны дующий ветер и сильное туда же течение моря наводили на них страх, чтоб при медлительности поднимания якоря не бросило их в скалы. То рассудили вступить под парусы вдруг, не поднимая якоря, и когда корабль возьмет движение на галфвинд, то обрубить канат.

Однако ж Капитан был молод и смел во всем пространстве слова и не захотел лишиться якоря. Он спросил, нет ли на борту кого из города-архангельских рекрут?

Сыскали одного матроса. Матрос был тот бедоглазый матрос, вредил всему, что не взглянет. К тому же матрос беглец был и дважды из рекрутов подавался, одно слово – недоброхот.

Тот час стоял он под лотами и стоял так уже ночь всю. На плечи его возложены были свинцовые гири по пуду весом. Наказание таково только сильные перемочь могли и не сгинуть чахоткою разом. Два гренадера стояли в бок с ним и штыками не давали ему качаться.

Прямо с-под лотов привели недоброхота на ют.

– Хаживал ли ты, Харитон, ранее по Белому морю? – спросил Капитан.

– Хаживал, – отвечал Харитон.

– Дурное море твое, течение несет нас к берегу, а якорь терять не нужно нам, – говорил Капитан, чтоб время натянуть и матросу дать в память прийти, ибо глаза его еще тускло смотрели.

– Не море топит корабли, а ветры, – отвечал Харитон, и гренадеры его руки держали, чтоб не упал вненарок или за борт не прыгнул.

– Какой это берег?

– Тот, который идет от Орлова Носа.

– А где Орлов Нос?

– Остался позади, мы его прошли.

Сие сказание матроса не согласно было с их исчислением. По карте считали они себя далеко не дошедшими до мыса, называемого Орлов Нос.

– Можно ли нам успеть сняться с якоря и не рубить при том канат?

– Можно, – отвечал матрос. – Берег приглуб, течение хотя бросит нас к нему, но спорное от него течение понесет нас чистоплеском вдоль оного.

– А ежели бросит нас в камни? – пытали офицеры.

– Парусы да снасти не в нашей власти, – отвечал матрос с дурным смехом.

И Капитан велел сниматься с якоря. Офицеры представляли, что в подобных случаях не должно полагаться на слова обозленного матроса, и лучше потерять один якорь, чем подвергать весь корабль опасности. Однако Капитан не внял им. Матрос же оставлен был на юте, и лейтенант с кортиком наголо стоял в спину ему.

Лишь якорь отделился ото дна, корабль, как стрела, полетел на каменный утес. Многие до смерти перепугались и кричали казнить матроса, но Капитан рассудил, что едина смерть тому станет, ежели корабль разобьется, и приказал ставить парусы, не мешкая разговорами.

Ближе к берегу быстрота движения становилась меньше: отражающее от берега течение спиралось натекающим на оное и не допускало их к нему приближаться. Они успели наполнить парусы ветром и направить путь свой в море. И Капитан велел матроса тотчас из-под лотов вывести и дать ему чарку вина и сухарь. При том Капитан для себя порешил, что в одной России нижние чины повинуются начальникам для Веры, Царя и Отечества, и дай Бог, чтобы сие продолжалось до окончания века! Ибо во многих других государствах управляют ими деньги и виселица.

В океане опять сделались противные ветры, они долго с ними боролись и ничего не видели, кроме кувыркающихся китов, которые хребты свои наподобие черных холмов из воды выставляли и, фыркая, пускали из ноздрей высокие водометы. Они забрались далеко к северу, так что солнце в самую полночь не заходило, и миновали опасную пучину, называемую Мальштром, занимаясь рассматриванием разных явлений. Иногда они любовались плавающими в воде цветами, которые наподобие пестрых распустившихся колпаков из-под кормы показывались. Прекрасный вид их, коль скоро их поймаешь и вытащишь из воды, тотчас исчезал и превращался в некую оседшую слизь. Всего же более нравилось молодым людям из команды по ночам сидеть на носу корабля. Вода имела некое лучезарное свойство, так что обмоченная в ней вещь казалась в темноте быть огненною. Матросы же ерыжничали с медведем, которого взяли они на борт для забав еще в Архангельске и который добр и весел был с ними.

Они превозмогли уже многие коварные течения, густые туманы и подводные камни, когда попали в ужасную грозу и шторм, кои обрушились на них с внезапностью.

Средь мертвого штиля, дрожа, вскипела влага, и завихрились дикие стихии молний, и небеса почернели, и самых могучих мужей доблесть и отвага содрогнулись, когда рвались снасти и улетали парусы, как огромные птицы, покидая мачты их корабля среди воплей моря.

И в одну минуту Капитан увидел на волнах женщину, плывущую в пене и брызгах и окруженную сиянием. Он посчитал это мрачным предзнаменованием, но не оробел и направил путь свой прямо на нее. Они разминулись весьма даже близко, так что и лотовый матрос с носа заметил ее и кричал о пловце за бортом средь зыбей.

Сразу после того море начало успокаиваться и через час совершенно залосело. И Капитан не знал, почудилось явление женщины или она на самом деле плыла покойно средь валов и молний. Он призвал к себе лотового, и тот божился, что видел за бортом пловца.

И Капитан не удивился, когда однажды ночью вошла к нему в каюту женщина. Зыбко светил огонь ночного светильника, скрипел корабль, и плескала за древом борта волна, когда она, спустившись в каюту, положила руки свои ему на голову. «Идем ко мне, – сказала Капитану женщина. – Я так устала плавать! Пред закатом волна холодна!» И после того исчезла.

И опять Капитан не знал, была ли она или только привиделась, ибо они давно уже бредили женщинами. Но мрачные предчувствия с тех пор окрепли в нем.