Нас была маленькая горсточка советских людей среди толпы людей со странными черепами, но мы выполняли свой долг.
Спартаковцы, галопируя по лужам стадиона, ни разу не посмотрели в нашу сторону. Но наш вопль сразу и таинственно помог им.
На шестнадцатой минуте итальянцы вытащили мяч из сетки.
Мы взвыли: «Молод-цы!!!»
Наши соседи-сарды в такт топали ногами и орали сразу на всех своих диалектах. Я побаивался, что все мы вместе – и сарды, и наш экипаж – окажемся в ватерклозете раньше естественной надобности, потому что трибуна не выдержит.
Возле груды бутылок «москолы», глубоко засунув руки в карманы, стояли Старостин и тренер Симонян. Невозмутимостью и скульптурностью поз они напоминали Спартака на колеснице. Только карабинеры, сидящие на специальных скамеечках вокруг арены и удачно вписывающиеся белыми портупеями в рекламу пепси-и кока-колы, хранили такое же спокойствие.
…Хусаинов прорывается, обводит, еще обводит, еще, и вдруг опять: гух!!! бах!! – залп.
Хусаинов делает кульбит через голову. Точь-в-точь как обреченная на киножертву лошадь, когда на съемках перед ней, беднягой, натягивают проволоку. Такое впечатление, что залп попал прямо в нашего капитана.
С поля четко доносятся русские слова: «Левый край!.. Пошли!.. Протри глаза!..» И часто повторяется святое слово «мать». Приятно слышать родную речь в дикой стране, ощущать ее мускулистую собранность – то, что римляне определяли как «мульта пауцис» – «многое в немногих словах».
Я тоже начинаю орать: «Шайбу!» Оказывается, когда орешь, теплее, нежели когда переживаешь про себя, тихо.
Наши бьют угловой, итальянцы выстраивают стенку, ее отгоняют. Удар! Вратарь хватает мяч. Стадион ревет от восторга. На соседней трибуне сарды неутомимо продолжают топать ногами – согреваются.
Штрафной нашим! Знатоки считают его незаслуженным. Красно-синий негр косолапо, боком разбегается и бьет высоко и криво. За этого парня и отдали кучу денег. Рожа у него устрашающая, но лупит он все время куда-то в сторону…
Первый тайм закончился 3: 0 в пользу наших гладиаторов.
Встала проблема: как найти проходы в колючей проволоке.
Надо было пробраться к спартаковцам, оказать им моральную поддержку, передать привет от советских моряков. А игроки скрылись в чреве противоположного сектора. Сектора разделялись сетками, как в слоновнике. Везде стояли карабинеры, жандармы, солдаты.
Минуты шли, лазейки не находилось.
Наконец мы со старпомом набрались нахальства и подошли к самому пестро обшитому галунами карабинеру. И он нас понял. Открыл калитку в колючей проволоке, показал рукой через поле: бегите, мол, наискосок.
Жуткое дело – трусить рысцой по стадиону на глазах тысяч людей. Я чувствовал себя старым, усталым, подслеповатым тюленем в аквариуме Монако. Лица на трибунах плыли, как за толстым стеклом и мутной водой.
Ход в помещение гладиаторов был мрачным, холодным, на бетонном полу длинного, тускло освещенного туннеля стояли лужи воды, стены блестели сыростью. В раздевалке тоже было тускло и мрачно. Мы проскользнули туда, в святая святых, и обмерли от робости и незнания, что же делать дальше.
Я, правда, подготовил короткую речь для спартаковцев об участии Сардинского королевства в Крымской войне, осаде Севастополя, реванше, который сегодня, через сто тридцать лет, мы здесь взяли, вернее должны взять. Но язык присох к гортани.
Наши герои сидели в усталых позах, вытянув ноги, уставившись в низкий потолок. Они были вдрызг заляпаны грязью. Никто и не взглянул на нас. Родные черепа не повернулись в нашу сторону.
Такого ощущения третьего лишнего я давно не испытывал. Мы почему-то рассчитывали на радостные улыбки, теплую встречу – земляки на чужбине и тому подобное. И вдруг полное наплевательство.
Симонян стоял в центре и говорил:
– Мы выигрываем у лидера!.. Входить в зону… Амбарцумян был хорошим организатором сегодня… разжечь огонь энергии можно только коллективной игрой… защита недостаточно прочная, поэтому передняя линия идет в атаку… давить их!.. Второй тайм будет труднее…
Игроки цокали шипами бутс по цементу пола, терли ляжки, смотрели в потолок. Лица у них были землистые. Да, тяжелую работенку выбрали ребята, подумал я. Вот уж о чем никто из них не думал, так это о том, что они находятся на родине Спартака. Им было не до таких мыслей. Завтра им предстояло лететь в Рим, оттуда в Болонью. И везде носиться по лужам.
Древние гладиаторы, уходя на покой, получали на память меч.
Футболисты – мяч.
Кесарю – кесарево, как говорили в старину на этой земле.
Мы со старпомом юркнули обратно.
Над стадионом разорвало облака, средиземноморское солнце слепило глаза, сверкала трава. Самолетик пролетел над самой ареной, волоча за собой итальянский флаг.
Четвертый гол нашим не засчитали. На двадцать пятой минуте итальянцы сквитали один. Негр продолжал бегать боком, как краб, и неторопливо вроде бы, но очень часто оказывался около спартаковских ворот и трепал нашим нервы изрядно.
Спартаковцы явно выигрывали и тянули резину, под свист толпы били в рекламы «Мартини», «Фиата», пепси-колы…
Возле автобуса нас атаковали мальчишки. Они, конечно, приняли нас за футболистов. Клянчили все подряд. Мы подарили им плакат: «Молодцы!»
Только автобус тронулся, его остановили вооруженные силы и силы безопасности Итальянской Республики. Человек в штатском распахнул дверцу, спросил на отличном русском:
– У вас украли что-нибудь?
Мы судорожно рванули по карманам. Пропаж не было.
– А это? – спросил человек в штатском и показал «Молодцы!». – Вы это подарили?